Русские
ДАННАЯ СТРАНИЧКА ЯВЛЯЕТСЯ УГОЛКОМ КАПИТАНА И ПОСВЯЩЕНА НАСЛЕДИЮ СЕМЬИ НИКУЛИНЫХ И ЛЯВДАНСКИХ. НЕПОСРЕДСТВЕННОГО ОТНОШЕНИЯ К ПРОЕКТУ НЕ ИМЕЕТ И ПОСЕМУ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЯ.
Просматривая семейные документы, архивы, изучая старые исторические хроники, я отчетливо понимаю, как труден, опасен и непрост путь ручейка, названием жизнь - его течению, на всем его протяжении, может угрожать очень многое. Иногда его течение стремительно и опасно, а иногда плавно и предсказуемо, может широко разливаться, питать и озарять собой все вокруг давая новую жизнь, а случается, чистый у истоков ручей, становится сточной канавой или вовсе исчезает без следа и памяти в заросшем крапивой болотце, не принеся никому пользы. И будет ли это так и дальше, во многом зависит от нас самих, важно помнить свои корни и тех, кто, как минимум, не позволил этому течению прерваться.
Ну а мы… мы помним свое прошлое, храним традиции и смотрим в будущее.
Когда я писал материал по своим польским предкам, то сознательно не стал в полном объеме отображать свою польскую генеалогию. Те, кто читал, говорят, что написано неплохо и читается легко, главным образом потому, что я отказался от перечисления родственных связей в духе «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова….» и дал некий исторический обзор, поставив в центре не конкретных людей, а события, свидетелями и участниками которых они были.
Что касается моей русской ветви, то если бы даже я захотел бы осветить этот вопрос в полном объеме, то это бы не получилось в силу того, что проследить свои корни далее середины 19-го века у меня пока нет возможности, хотя усилия мною прилагаются.
Мой дед Никулин Иван Иванович, родом из деревни Улитино, Павлово-Посадского уезда. Как написано в его анкете, копию которой я получил из архива ФСБ РФ, «происходит из крестьян середняков».
На западный фронт, в составе маршевой роты, дед попал в конце 1915 года. Дальше было два с половиной года в аду. Ему было тогда 26 лет. Домой он вернулся в 1918-м, с двумя Георгиями и звании старшего унтерофицера. Но прежде чем вернуться в деревню, он успел побывать членом революционного комитета 20-го армейского корпуса, куда входила его 28-я пехотная дивизия.
"История русской армии" Керсновский А.А.
"Шесть составов переменила вообще вся пехота к осени 1916 года. Однако добрая треть наших дивизий 1-й и 2-й очереди, особенно дравшиеся на Юго-Западном фронте, переменили свой состав за войну 10 раз и более. 28-я пехотная дивизия, например, 12 раз. 1-я Сибирская дивизия за один первый год войны переменила шесть составов (из строя 1-го Сибирского стрелкового Его Величества полка с сентября 1914 года по август 1915 года убыло 20 000 человек). Через Лейб-Гвардии Гренадерский полк с начала войны по август 1917 года прошло, по словам генерала Рузского, 44000 человек — 11 полных составов… Все эти части принадлежали к числу наиболее стойких, пленных врагу не оставляли, так что все это были кровавые потери."
"История русской армии" Керсновский А.А.
"7 августа разыгралось сражение под Гумбинненом. Наш правый фланг, застигнутый врасплох, был смят и отброшен — положение в XX корпусе, атакованном 1-м германским армейским корпусом и кенигсбергским ландвером, весь день было критическое. Зато в центре 17-й германский корпус генерала Макензена был расстрелян нашим III корпусом и в панике бежал с поля сражения. На левом фланге огневой бой нашего IV корпуса с 1-м резервным германским фон Белова имел нерешительный характер. Весь удар 1-го корпуса приняла 28-я пехотная дивизия, понесшая огромные потери (104 офицера, 6945 нижних чинов, 8 орудий и 23 пулемета).
Выдержка из статьи немецкого журналиста Стефана Штейнера, напечатанной в Берлинской газете Local Anzeiger "Последний бой XX русского корпуса".
"Русские энергично двинулись вперед, отыскивая укрытия, лишь применяясь к местности, которая была очень волнистой в районе Волкуш-Бартники-Марковцы-Старожинцы. Немецкие пулеметы, гаубицы и полевые орудия беглым огнем стреляли сначала на расстоянии 1200 шагов, потом на 900, на 700 шагов по густым колоннам русских. Бинокли были отброшены: можно было невооруженным глазом наблюдать, как русские, дойдя на 150 шагов до немцев, целыми кучами ложились под германским огнем.
После двухчасового беглого огня все было кончено. Последняя отчаянная попытка Булгакова пробиться к Гродне не удались: ставка в несколько тысяч человек была бита в этой игре! Честь XX корпуса была спасена, но это стоило 7000 человек, которые легли на пространстве двух квадратных верст.
Вся эта попытка прорыва явилась чистым безумием и в то же время геройским подвигом, который показывает нам русского солдата в том же освещении, каким он являлся при Скобелеве, во времена Плевненских атак и в эпоху покорения Кавказа и штурмов Варшавы.
Из этого видно, что русский солдат может сражаться и даже хорошо сражаться. Он выдерживает потери и держится еще тогда, когда смерть является для него неизбежной".
Полковой знак 28-й пехотной дивизии, 20-го армейского корпуса, годы существования 1863-1918 г.г.
Выписка их приказа по дивизии на ст. унтерофицера Никулина Ивана Ивановича:
Георгиевский крест 4 степени № 988407. "В бою 31.08.17 добровольно вызвался идти в разведку, проник в имение Бейдт, выбил противника из имения, укрепился в нём и удержал за собою до подхода роты."
Георгиевский крест 3степени № 251151. "В бою 10.09.17, будучи на разведке, вызвался охотником осмотреть вышку, что у дачи Гензель, занятую противником, с явною и личною опасностью добыл ценные сведения о расположении неприятельских постов и о том,что на вышке у противника имелся наблюдательный пост."
Когда начинается гражданская война, дед Иван записывается добровольцем в РККА и участвует в составе 8-й стрелковой дивизии, 16-й армии в походе на Варшаву. Там он знакомится с моей бабушкой Лявданской Елизаветой Иосифовной. Как получилось, что крестьянский сын женился на польской дворянке мне не понятно, впрочем, как и то, что моя бабушка, польская дворянка, записалась в красную армию и также участвовала в Варшавском наступлении.
Как бы то ни было – на исходе 1920 года на свет появляется мой папа Юрий, и с этого момента в нашем роду формально больше нет этнических поляков, а есть русские из крестьян и белорусы из служащих. И это, скорее всего к лучшему – это позволило им пережить «эпоху великих репрессий». А вот бабушкин брат, Александр Иосифович Лявданский, будучи офицером РККА, инженером связи в/ч 6082., 15 августа 1938 г был арестован по обвинению в шпионаже и контрреволюционной деятельности. Дед Иван в это время уже 15 лет сам служил в органах ОГПУ-НКВД, и насколько мне известно, поддерживал тесные отношения с дядей Шурой. Может он помог, а может повезло – бабушкиного брата через год отпустили (25.07.1939 г.) и 14 июня 1939г реабилитировали.
В 1946 г., деда комиссуют и итогом его 30-летней «царской службы» стали, два Георгия, ордена Ленина и Красного знамени, наградные кожаный костюм, оружие и часы, раны, болячки и персональная пенсия.
Пока дед был жив мы мало общались, ну прежде всего потому, что я мотался вместе с папой по гарнизонам и мы с дедом виделись только когда бывали в отпуске в Москве. Я о жизни его не расспрашивал, по причине того, что «был мал, соплив и кривоног», а сам он про войну и прежнюю жизнь, рассказывать не любил, впрочем, как и мой папа. Тема не простая, да и времена были тоже тяжелые – о многом не принято, да и не безопасно было распространятся. У многих, кто сумел пережить красное лихолетье, напрочь отбили охоту к такому важному понятию, как культура преемственности поколений на бытовом уровне.
Родился папа, как я уже писал, 21 декабря 1920 года, в Могилеве, где тогда стояла 8-я стрелковая дивизия, 5-го стрелкового корпуса. Первые три года его жизни проходят в Белоруссии, а в 1923 году деда переводят на службу в ОГПУ и семья переезжает в Москву.
В детстве моего папу интересовало и увлекало то же, что и большинство его сверстников. Судя по его рассказам, он был непоседой, мальчиком шустрым, как «электровеник» , примерно как и я в его возрасте. Окружали его люди интересные и очень даже не простые - учился папа в школе номер 50 имени В. Р. Менжинского в большом Кисельном переулке, где учились дети руководящего состава ОГПУ. Будущая легенда разведки Зоя Васильевна Зарубина, дружбу с которой, папа сохранил на всю жизнь, а тогда просто Зоя Зарубина, сидела с юным Юрой Никулиным за одной партой, а пионервожатым их класса был, по поручению комсомольской организации ОГПУ, Александр Коротков, будущий «король нелегалов».
Теодор Гладков. «Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков»
«Затем Александра Короткова, а также еще нескольких его сверстников комитет комсомола назначил пионервожатыми. Многие матерые чекисты, знавшие Короткова не только по службе, рассказывали автору, что Александр Михайлович очень любил детей и собак, готов был часами возиться с малышней и четвероногими друзьями. Потому вожатым оказался добросовестным. В подтверждение автор обладает, можно сказать, свидетельством из первоисточника.
Дело обстояло так. В большом Кисельном переулке располагалась школа номер 50 имени В. Р. Менжинского. Большинство учащихся в ней были детьми живших по соседству сотрудников ОГПУ. Естественно, комсомольская организация ОГПУ взяла над школой шефство. Многие молодые чекисты, в том числе Александр Коротков, Иван Агаянц, Александр Езерский, Николай Рюмин в своих подшефных классах помогали проводить тематические пионерские сборы, а затем и комсомольские собрания, рассказывали ребятам о международном и внутреннем положении, устраивали экскурсии, ставили любительские спектакли, в качестве судей участвовали в спортивных соревнованиях, в случае надобности «подтягивали» отстающих по трудным предметам учебной программы.
Именно по причине общего пристрастия к спорту запомнила своего классного вожатого — Сашу Короткова Зоя Зарубина, дочь Василия Михайловича от его первого брака. Впоследствии Зоя даже стала мастером спорта по легкой атлетике, чемпионкой СССР среди девушек. Вышло так, что годы спустя, уже в период Великой Отечественной войны Зоя Васильевна, уже сама сотрудник НКГБ и МГБ, имела прямые контакты с полковником Коротковым по службе.
Ныне профессор, доктор филологических наук З. В. Зарубина в разговорах с автором тепло вспоминала о том, как интересно и весело проводили пионеры лето в пионерлагере «Отдых» близ Прозоровки, как разводили костры, организовали походы и военные игры, как помогали колхозникам на прополке овощей… Пионервожатые-чекисты работали на грядках наравне с подшефными ребятами, держались с ними как с младшими товарищами.»
Когда в начале 90-х я серьезно занялся своим английским, папа отправил меня на консультации к Зое Васильевне, которая в это время уже давно не работала в разведке и преподавала в академии МИД. Тогда я и узнал, что она была личным секретарем И.В.Сталина по иностранным делам, участвовала в Тегеранской конференции и была руководителем проекта по переводу документов Манхэттенского проекта на русский язык.
Кем были ее родители и чем занимались, я узнал еще позже:
Отец Зарубин Василий Михайлович — резидент легальных и нелегальных разведок в Китае, Финляндии, Дании, Германии, США. По некоторым данным, это он поддерживал связь с единственным советским агентом в гестапо Вилли Леманом. В США также занимался добычей атомных секретов.[1]
Мать Ольга Георгиевна, работала в аппарате НКВД. В Китае развелась с мужем и соединила судьбу с другим разведчиком — Леонидом (Наумом) Эйтингоном.[1]
Отчим Наум Исаакович Эйтингон (он же Котов, он же Наумов) — «правая рука» П. А. Судоплатова, впоследствии непосредственно, «в поле», руководил многими важнейшими операциями советской разведки. В частности, покушение на Л. Д. Троцкого (операция «Утка») проводилась под его непосредственным руководством.[1]
Мачеха Елизавета Юльевна Зарубина (Горская, Розенцвейг) — в разведке с 1925 года. Вместе с мужем Зарубиным принимала участие в различных операциях, подполковник. Специализировалась в США на научно-технической разведке. Добывала сведения по урановому проекту
Папа, когда пришло время, тоже выбрал военную карьеру, а скорее всего она его выбрала – в 1939 году его призвали в армию и он принял участие в боях на реке Халхингол в качестве механика водителя танка БТ-7.
Папа тоже не любил рассказывать о войне, но по его скудным рассказам я знаю, что он горел в танке, о чем свидетельствовали шрамы от ожегов на груди и вообще, жизнь танкиста на войне была не сахар - воды нет, умопомрачительная жара днем и холод ночью. К тому же, танк БТ-7 был оснащен бензиновым двигателем и при попадании горел как солома.
Оценивая действия советских танкистов в боях на Халхин-Голе, Г. К. Жуков в мае 1940 г. на приеме у И. В. Сталина по случаю назначения его на должность командующего Киевским особым военным округом и присвоения воинского звания генерала армии подчеркнул:
«Очень хорошо дрались танковые бригады, особенно 11-я, возглавляемая комбригом Героем Советского Союза М. П. Яковлевым. Но танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны. Если бы в моем распоряжении не было бы двух танковых и трех мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию».
Поэт Константин Симонов, так отметил героизм танкистов на Халхин-голе:
"Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь в пустыне,
Я б на гранитной тесаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми"
1943 год папа уже встречает в качестве командира танкового взвода, а потом попадает в Чирчик (Ташкентская обл.), в Харьковское танковое училище в качестве преподавателя и победу он встретил там. Может потому, и остался жив.
Потом бронетанковая академия и большой спорт.
Насколько я знаю, большой спорт, это был результат спора с папиным другом Суреном Багдасаровым, с которым они подружились еще в танковом училище в 1943 году. После войны, когда папа уже учился в бронетанковой академии, с легкой руки Сурена Петросовича, который в то время был уже главным тренером ЦСКА по тяжелой атлетике, папа тоже стал частью спортивной семьи армейцев, только стрелков. Потом стал мастером спорта по стрельбе, чемпионом страны, а потом и Европы.
Из воспоминаний Багдасарова С.Б. «Записки старого штангиста», тренера сборной СССР по тяжелой атлетике в 1956–66 годах, тренера олимпийского чемпиона 1960 г. Юрия Власова.
«В 1943 году меня направили на учёбу в г. Чирчик в ордена Ленина 1-е Харьковское танковое училище им. Сталина. Всех нас вдохновляла новая техника: Т-34 с 85-мм пушкой.
Хорошая техника требует знаний и уменья. Мы учились по 12-14 часов в сутки. В 1944 году я окончил училище по первому разряду на "отлично" и вздохнул свободно, что смогу, наконец, поехать на фронт.
Я уже отмечал, что многие писали рапорты об отправке их на фронт, но счастье улыбалось немногим. Генерал Делаков знал об этом. Как-то, проходя мимо штаба, я увидел его сидящего на скамейке. Он тоже увидел меня и подозвал к себе. Я подошёл и, как положено, доложил, что, мол, по его приказу, младший лейтенант Богдасаров прибыл. Генерал спросил, как мои дела. Я ответил, что нормально, и, в свою очередь, спросил: "Товарищ генерал, теперь уже нет препятствий для отправки меня на фронт?" Делаков улыбнулся и подозвал начальника строевого отдела подполковника Пелецкого. Обращаясь к Пелецкому, он сказал: "Принесите, пожалуйста, последнюю директиву". Тот принёс директиву, и генерал с улыбкой сказал мне: "Читайте". Оказалось, что директива Сталина приказывала отозвать всех мастеров спорта и видных тренеров со всех фронтов и создать все необходимые условия для нормальной тренировки. Я был растерян. Мне было очень неприятно, а генерал произнёс: "Видишь, какое дело? Приказ Верховного. Я не имею права нарушать".
Приказом начальника училища я был назначен преподавателем физподготовки 4-го батальона. Нужно было, чтобы курсанты хорошо бегали, умели выполнять на гимнастических снарядах несложные упражнения и по возможности, тренировались в секции.
Жизнь в училище шла своим чередом. Курсанты делали всё от них зависящее, чтобы не отстать. Распорядок был жёстким. Подъём в 6.00, отбой в 23.00. Офицерам было ещё тяжелее. Они должны были быть в казарме к подъёму и уходить после отбоя. Никто не жалел ни времени, ни сил. Главное - победить ненавистного врага.»
На старой фото начала 50-х, он молод и красив. На капитанском мундире, с танками в петлицах, значки мастера спорта, победителя первенства страны, орден Красной звезды и медаль «За боевые заслуги».
Самый дальний мой предок, в смысле о котором мне хоть что то известно, это мой пра, пра, пра, прадед Максим Никулин. О нем известно, что он был гусар, принимал участие в русско-турецкой войне 1877-1878 г.г. и у себя в деревне Улитино слыл за бонвивана, т.е. весельчака и кутилу.